1. В германской дальней |
история > война ИСТОРИЯ ГОРОДА ВОЕННАЯ 8. У ЧЕРНОЙ ЛЕНТЫ Из сообщения Советского Информбюро. Оперативная сводка за 20 апреля: 8.1. КОШМАР ПЕРВОГО РУБЕЖА ОБОРОНЫ ПИЛЛАУ Ночь с четверга на пятницу стрелковый взвод лейтенанта Н.П. Чернышева провел в наспех вырытых и отсыревших окопах вблизи Фишхаузена. Не давая спать, молодой солдат допытывался у командира: «А, правда, что немцы хотят открыть шлюзы и затопить эту местность?». Об этом говорило «солдатское радио» — источник самых разных слухов на передовой. «Ну и что, что затопят, пойдем вперед вплавь»,— ответил ему взводный. «Ну, товарищ командир,— не унимался боец, положивший подле себя кусок широкой доски,— у нас в деревне речки-то не было, и я плавать не умею». После того как старшина разложил в солдатские котелки уже остывшую кашу и выдал «наркомовских сто грамм», Чернышев поел, а затем стоя, положив руки на бруствер окопа, ненадолго задремал. На рассвете его и других командиров взводов вызвали к ротному, перед которым на земле лежала немецкая трофейная карта, испещренная жирными красными стрелами, упиравшимися в городские кварталы, причалы и гавани Пиллау. У взводных карт не было, и они больше надеялись на интуицию и свой боевой опыт. В свои девятнадцать лет Н.П. Чернышев уже два года воевал в пехоте, был дважды тяжело ранен. К концу войны молодых офицеров старались беречь для мирной армейской службы, и ему потребовалось немало настойчивости и усилий, чтобы попасть на фронт, где таких, как он, называли «Ванькой-взводным». Впрочем, в этом не было оскорбительного намека, скорее понимание непростой участи командиров, которые едят и пьют вместе с бойцами, а после команды «Вперед! В атаку!» раньше всех должны покинуть траншею, иначе солдаты могут подумать, что взводный прячется за их спины. Только за три дня боев на подступах к Пиллау 11-я гвардейская армия потеряла убитыми и ранеными 5 комбатов, 19 командиров рот, 59 командиров взводов. В ожидании команды к выступлению солдаты сдали в обоз мешавшие им противогазы и даже каски, спасавшие больше от осколков, чем от летящей в голову пули. У многих не было кирзовых сапог, и, чтобы не мерзли ноги, вокруг голени они наматывали обмотки — длинные ленты из темно-зеленой ткани. Чернышев перепоясался ремнем, прикрепив булавкой к рукаву зеленой английской шинели перевязочный пакет, и вложил в подсумок два автоматных рожка. Чтобы не было осечек, в них вставляли вторую пружину, и тогда патрон подавался четко, с автоматическим лязгом. Несмотря на густой туман, фантастически менявший очертания местности уже в десяти-пятнадцати метрах от линии окопов, командиры корпусов получили приказ о начале наступления в девять часов утра. И все же сигнал «К атаке!» пришлось перенести еще на два часа позже, для того чтобы артиллерия смогла сделать необходимые поправки на погоду. Противник был рядом, беспрерывно стрелял наугад из орудий и минометов. Для усиления 11-й гвардейской армии ей были приданы артиллерийские части из Резерва Главного Командования. И если при штурме Кенигсберга на один километр фронта приходилось 190 орудий и минометов, то в пиллауской операции их число возросло до 400 стволов, главным образом, большого калибра. При этом расход боезапаса только в первый день наступления составил 475 автомашин. И это без учета залпов других армий фронта, чьи батареи вели контрбатарейную борьбу с берегов Фишхаузена и Бальги. Особую роль сыграли знаменитые «катюши», выпустившие в период штурма Пиллау около семи с половиной тысяч реактивных снарядов, по своему эффекту сопоставимых с залпом тысячи орудий большого калибра. «Показалось ласковое весеннее солнышко, дождь перестал. Началось наступление. После длительной обработки вражеских позиций там все затянуло дымом. Дул западный ветер, и тучи едкого, горького, раздражающего дыма докатились и до наших огневых позиций. Это запах гари, сгоревшей одежды, раскаленного металла, серы, пороха. Ужасные запахи войны»,— вспоминал наводчик гвардейских минометов сержант И.Г. Братченко. Когда воздух еще гудел от снарядов, солдатам зачитали приказ Военного совета армии о начале наступления. «Мы в кратчайший срок штурмом овладели городом и крепостью Кенигсберг, за что заслужили благодарность товарища Сталина. Перед нами последний оплот врага в Восточной Пруссии — порт Пиллау,— говорили бойцы,— и эту задачу мы выполним с честью, чтобы «служить еще одну благодарность товарища Сталина!». Плотная серо-молочная стена, как ватой, закрыла поле боя, спрятав извилистую ленту атакующих батальонов. С началом атаки минометная рота капитана А.И. Студийского укрылась за земляной насыпью железной дороги, впереди которой просматривались немецкие траншеи. Трудно было представить более неудачное расположение: на виду у противника, в досягаемости пулеметного огня. Но, прикрывая атакующих, Студийский приказал: «Минометы к бою! Расстояние между стволами три шага. Направление в сторону пулеметного огня. Дальность стрельбы шестьсот метров. По две мины — беглый огонь». И уже через несколько минут раздались глухие разрывы, безошибочно угаданные им в мелодии боя. Став командиром роты, Студийский получил и девять новеньких минометов, купленных на его офицерскую зарплату и деньги товарищей, ответивших на всенародный призыв: «Все для фронта, все для Победы!». С этим оружием минометчики Студийского прошли от Витебска до Пиллау, пользуясь редкой в условиях фронта привилегией — у него не брали бойцов для пополнения поредевшей пехоты. Когда артиллерия противника нащупала его позиции, Студийский приказал: «Минометы на вьюки!» — и побежал вслед за бойцами, сгибавшимися под тяжестью минометных плит и лотков с боеприпасами. От близкого взрыва под его ногами дрогнула земля, и капитан провалился в бункер, где укрывалось несколько десятков немецких солдат, сдавшихся советскому офицеру, буквально упавшему на их головы. В штабе генерала Галицкого ожидали, что мощные удары артиллерии сломят сопротивление противника, но этого не случилось. В отличие от Кенигсберга, при обороне Пиллау противник оказал исключительное огневое сопротивление, расходуя в день от одной до двух тысяч снарядов, разбивая ими дома и корежа деревья, обрушивая на землю осколки и твердые комья грунта, под градом которых стрелковые цепи залегли у противотанкового рва. Каждые полчаса, вставая в полный рост, пехотные командиры пытались увлечь за собой бойцов, но все было тщетно. Гвардейцы отбили за день девять отчаянных контратак немецкой пехоты, поддержанных танками и штурмовыми орудиями. Стремясь во что бы то ни стало остановить советское наступление, немцы использовали свой последний резерв — 170-ю пехотную дивизию, переброшенную морем из Данцига в Пиллау. Из сводки разведотдела 3-го Белорусского фронта. Генерал Галицкий посылал в бой вторые, а затем и третьи эшелоны войск, которые раз за разом откатывались назад, так и не сумев закрепиться во рву, по обе стороны которого рвались гранаты, отрывисто звучали автоматные очереди, шли рукопашные схватки. Раненые и убитые падали на песчаное дно, одни в поисках спасения, другие — вечного покоя. Артиллерия отстала, а танки и самоходки были встречены губительным огнем орудий прямой наводки, замаскированных на опушке леса. Совершив полторы тысячи вылетов, фронтовая авиация не смогла переломить ход событий и помочь своей пехоте, которая, несмотря на все усилия, к исходу дня продвинулась вперед всего на три сотни метров и овладела первой траншеей и несколькими высотами. Было досадно, что это происходило в тот самый день, когда советские войска прорвали фронт на Одере и вышли к городской черте Берлина. Находясь на своем командном пункте, командующий 11 -й гвардейской армией принял решение готовиться к ночным боям. Его приказ был передан в дивизии, и пехота начала зарываться в землю. Из донесения начальника штаба 99-го гвардейского стрелкового полка: 8.2. ПРЕОДОЛЕНИЕ ПЕРВОГО РУБЕЖА ОБОРОНЫ ПИЛЛАУ Поздним вечером командира 18-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Г.И. Карижского вызвал к телефону командующий фронтом. Маршал Советского Союза А.М. Василевский был в хорошем расположении духа. Накануне Сталин поздравил его с награждением вторым орденом «Победа». Комдив откровенно признался: «Не могу преодолеть черной ленты. Думаю сделать это ночью». — «Попробуйте,— спокойно ответил маршал. — Надо взять! Надо!». При тусклом свете лампы-коптилки генерал перебирал варианты продолжения атаки и потом решил — прикрываясь кюветами железной и шоссейной дорог, скрытно, по-пластунски, выйти ко рву, подняться бесшумно, без криков «ура» Из досье: Когда к вечеру в штабе 11-й гвардейской армии уточнили списки личного состава, то оказалось, что за первый день штурма армия потеряла 1.659 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести. Едва ли не каждый второй из них приходился на долю 31-й гвардейской стрелковой дивизии. В минуты затишья командиры батальонов сидели на опушке леса, вблизи свежевырытых братских могил, и молча пили из фляжек водку, закусывая сухарями. Каждый из них потерял в бою большую часть своих солдат. Словно подслушав их мысли, появился верхом на лошади командир полка полковник П.А. Лещенко: «Поминки справляете? Туды вашу мать. Научились бы лучше воевать. Не доволен наш командующий, грозит всех строго наказать». — «Чтобы наказать, большого ума не надо,— ответил ему комбат Г.П. Яшкин. — А вот зачем в эту проклятую горловину, в пасть дракона, бросать безрассудно людей, подумать бы полководцам надо». — «А ты скажи это Галицкому сам,— прервал его Лещенко. — Быстрее приводите в порядок свои батальоны, к вечеру получите пополнение — и немедленно приступайте к их обучению. Народ «сырой», призыва конца 1944 года, совсем не подготовленный для боя». Из досье: Немецкие корабли не давали покоя войскам Галицкого, и если днем его выручала авиация, повредившая на пиллауском рейде плавучие батареи и учебный артиллерийский корабль, то в сумерках за противником следили прожектора и противотанковые батареи, установленные на береговых откосах. Увидев вспышки выстрелов корабельных орудий, капитан П.Д. Стоцкий, еще мгновение назад наносивший на карту позиции своей батареи, скатился в подвал разрушенного дома. Один из снарядов попал в перекрытие и рикошетом разорвался в воздухе. Через какое-то время обстрел стих, и корабли противника отошли от берега. Одну из подлодок, которые немцы использовали для высадки диверсантов и спасения офицеров и нацистских чиновников, обстреляла батарея капитана Авдеева. С лодки ответили огнем, а когда она погрузилась, из-под воды донеслись сильные взрывы. В часы, когда солнце уже давно поднялось над горизонтом, к Северному молу подошел быстроходный катер с единственным пассажиром — капитаном 1 ранга Г. Штробелем, назначенным незадолго до этого комендантом «морской обороны Восточной Пруссии». Все, что оставалось в его подчинении,— это узкая полоса земли, протянувшаяся от Пиллау по косе Фрише-Нерунг. Штаб в цитадели, разрушенный прямым попаданием авиабомбы, перенесли в бетонные укрытия возле Северного мола. После ознакомления с обстановкой Штробель понял, что Пиллау продержится до тех пор, пока будут в строю батареи береговой обороны и боезапас к ним. Ежедневные потери более тысячи солдат лишили оставшихся в живых воли к борьбе. Несмотря на опасность, Штробель проехал по улицам города, и увиденное потрясло его. В «день рождения фюрера» артиллерийские обстрелы и налеты советской авиации следовали один за другим. Потери среди мирного населения уже никто не регистрировал. Повсюду бушевал огонь. Городские кварталы лежали в развалинах, и укрывшиеся в подвале ратуши люди думали о наступлении «конца света». Разбитая техника, брошенные повозки с домашним имуществом перегораживали улицы и подъездные пути, ведущие в Морскую гавань. Все пережитое Штробелем в эти дни навсегда осталось в его памяти: «Крайне неприятное впечатление производил сказавшийся уже в течение 20 апреля недостаток боеприпасов для зенитных орудий всех калибров, а также полное отсутствие немецкой истребительной авиации. Русские самолеты с раннего утра и до темноты ревели над городом и портом, вызывали большие потери среди скопившихся на территории города войск, а также производили значительные разрушения на городской территории. Уже в этот день не осталось ни одного неповрежденного здания. Только маяк выдержал все налеты до самого конца». Вечером полиция обыскала все дома, укрытия и бункеры. Найденных там людей мелкими группами переправили на косу Фрише-Нерунг. И только местным крестьянам, отказавшимся бросить свои хозяйства, разрешили остаться в городе, где не работали водопровод и канализация и уже несколько недель не было освещения. Днем из Внутренней гавани вышел танкер «Лиза Эссбергер». Находившиеся на нем люди узнали, что прежде чем попасть на запад, им предстояло зайти в Либаву. Там на борт поднялось несколько мужчин с ручной кладью. Это были банковские служащие, перевозившие восемь миллионов рейхсмарок. В Курляндии эти деньги уже мало кому были нужны. стр. 1 > стр. 2 > стр. 3 > стр. 4 > стр. 5 > стр. 6 > стр. 7 > стр. 8 > стр. 9 > стр. 10 |
||||
Copyright © 2006—2007 Ю&Н Каллиниковы |
|||||