ЛИТЕРАТУРА

 КАБАКОВ М.
СУСЛОВИЧ Н.
КРАСНОВ А.
ПАНТЮХОВ И.
ПТИЦЫН А.
СЫСОЕВ В.
ДОВЫДЕНКО Л.
ШЕВЧЕНКО Ю.
ШУЛЕШОВА С.











главная > культура > искусство > литература

ШЕВЧЕНКО ЮРИЙ ВИКТОРОВИЧ

Шевченко Юрий Викторович, поэт-маринист, писатель-фантаст, первый на Балтийском флоте баснописец. Член Союза писателей России. Корреспондент газеты «Страж Балтики».

Шевченко Ю. на презентации своей книги «Бенефис насмешника» в библиотеке ДОФ им. В. Пикуля

Родился в городе Керчи (Крым) в 1954 году. Окончил Керченский вечерний судомеханический техникум, а затем служил матросом-гидроакустиком на Северном и Балтийском флотах.

В 1979 году окончил Киевское Высшее Военно-морское Политическое училище. Политработник, капитан 3 ранга запаса, Член Союза писателей России с октября 2003 года.

Первые пробы пера в журналистике относятся к школьному возрасту середины шестидесятых годов. Юнкор газеты «Пионерская правда». Позднее, в период учебы в техникуме, до призыва на военную службу, печатался с рассказами и заметками в газетах «Керченский рабочий» и «Крымский комсомолец».

Впервые дебютировал как поэт-маринист в период срочной службы на флоте, позднее, в период учебы в Киевском ВВМПУ, изучал журналистику в одном из разделов курса партийно-политической работы. Был корреспондентом училищной газеты «Политработник флота», «Флаг Родины» (КУФ) и «Ленинское знамя» (Киевского ВО), «На страже Заполярья» (КСФ).

В период службы был старшим военкоровского поста на флагмане БФ, крейсере «Октябрьская революция». Опубликовал порядка тридцати статей по вопросам воспитания и дисциплины, а также подборки стихов и рассказы на морскую тематику.

Участник второго семинара армейских и флотских литераторов 1985 года в г. Севастополе, где получил рекомендацию в литературный институт им. А.М. Горького. На протяжении службы сотрудничество в газете велось на уровне внештатного корреспондента и участника литобъединения им. А. Лебедева.

Начиная с 1999 года, им издано девять сборников стихов и басен, а также написано сорок повестей в жанре фантастики. Десять из них опубликованы в различных газетах и журналах региона. Ныне идет подготовка к изданию первой книги фантастической прозы под названием «Черт-птица».

Первые заметки и очерки на военную тематику относятся к восьмидесятым годам прошлого века. До этого печатался как автор небольших рассказов юмористического характера в газетах «Флаг Родины», «На страже Заполярья».

В 1985 году стал лауреатом третьей премии газеты «Страж Балтики» за подборку стихов, посвященных сорокалетию Победы.

Начиная с марта 2005 года работает корреспондентом флотской газеты «Страж Балтики». За этот период зарекомендовал себя деятельным журналистом, пишущим о людях и для людей.

Его очерки под рубрикой «Твои люди, флот» пользуются популярностью у флотского читателя. За время работы в должности штатного корреспондента, опубликовано более пятидесяти работ о наших современниках моряках-балтийцах — от матросов до адмиралов. Помимо этого, поднимает в своих очерках злободневные темы социального и бытового характера в жизни города Балтийска. Обладает чувством юмора и журналистской смелостью.

С 2003 года — член Союза Писателей России, а также член Правления региональной писательской организации Союза писателей России Калининградской области.

В последнее время им создан ряд сборников басен: «Лесные бани» (2004), «Зеркало» (2002), «Насмешник» (2000).

28 января 2007 года в библиотеке им. В. Пикуля состоялась встреча-презентация вышедшего в свет нового сборника басен «Бенефис насмешника». Герои этих книг — разные звери, предстающие носителями человеческих достоинств и недостатков. «Бенефис насмешника» — более объемный сборник, чем предыдущие, и отличается большей остротой и серьезностью, глубиной поднятых тем. Автор высмеивает человеческую глупость и лживость, бескрылость и бездарность. Выводы автора в области человеческих отношений метки и неожиданны.

Басни написаны великолепным ритмическим языком, рифмы отточены. Художественные обобщения, сатирические образы, юмористические ситуации в сборнике говорят о зрелости автора, который принадлежит к ряду творческих людей Балтийска.

ИЗ ПРОИЗВЕДЕНИЙ Ю. ШЕВЧЕНКО

ЛЕЙТЕНАНТСКИЙ ВАЛЬС

КАПИТАН-ЛЕЙТЕНАНТ
(песня)

Что ты мрачен, как поздняя осень,
И зачем свой хоронишь талант?
Не грусти, что тебе тридцать восемь,
А ты все капитан-лейтенант.

Да, конечно, любимчики в моде,
Что на службе растут, как грибы,
Но подобны балтийской погоде
Повороты военной судьбы.

Да, талантами мы оскудели,
Больше встретишь ни то, и ни се,
Но мы знаем, и знаем на деле —
Это в кадрах решается все.

Потому отрицать неуместно,
Что карьеру не сделает блат,
Значит, маршальский жезл бесполезно
Носит в ранце отличный солдат.

Кто молился паркетным кумирам,
Тот стяжал себе чин и звезду,
Чтоб прикрыть адмиральским мундиром
И ума, и души нищету.

Так глупцы Русью правят, как прежде
Знать, нетрудно понять, почему
Пришивают погоны к одежде,
Но увы, господа, не к уму.

ПЕСНЬ СТАРОГО КРЕЙСЕРА

Отзвучало давно моей службы
Последнее танго,
Не запас, а отставка теперь суждена.
Я ведь тоже когда-то красавцем был
Первого ранга,
И гордились в ту пору мной флот и страна.

Жизнь промчалась в ученьях и дальних походах,
Мне желали семь футов всегда
Под килём,
А теперь моя палуба в ржавых разводах
И желудки котлов не насытить углём.

Что поделать!
Стареем мы все поневоле,
И скрипят от натуги суставы машин.
Сиротливо один я грущу на приколе,
А в холодных каютах давно ни души.

Не кляну я судьбу,
Это, знаете, гиблое дело,
Но позвольте узнать,
За какие грехи заслужил,
Чтобы алчные люди тянули из дряхлого тела
Мои медные нервы из порванных жил?

Жаль, что шторму уже не подставить усталую
Спину.
Не увидеть мне больше цветущий приморский
Бульвар.
Ах, скажите, зачем продаете меня на чужбину?
Неужели история тоже товар?

ОКЕАН ПОД НАЗВАНЬЕМ РОССИЯ
( песня )

На висках наших соль оседает,
И мудрей мы окажемся вдруг.
Все моря в океаны впадают,
Замыкая естественный круг.

Жизнь уносит нас бурным потоком,
Но по руслам железных дорог
К милой родины светлым истокам
Едет друг мой на Дальний Восток.

Опыт прожитых лет — не обуза,
Значит, снова увидеть ему
И скалистый пролив Лаперуза,
И камчатские сопки в дыму.

Он откроет, я знаю заранее.
Различимые в дымке едва,
В беспокойном, как жизнь, океане
Неизвестных сердец острова.

Нам в грядущие дни заглянуть бы,
Знать бы, где там крутой поворот.
Наши души, и жизни, и судьбы
Прочно слились в понятии — флот.

Нас ковала морская стихия,
И, конечно, все это не зря!
В океан, под названьем Россия,
Наших жизней впадают моря.

ОСКОЛОК

Он торчал в стволе, между ветвями,
И солдат прохожий прошептал:
Легче вырвать дерево с корнями,
Чем извлечь заржавленный металл.

Не пригладив ранние седины.
Он ронял слезинки на медаль,
Как неизвлекаемая мина,
В нем сидела крупповская сталь.

Пробуя осколка острие,
И ладонью жесткою, не слабой.
Говорил нам, что война — не баба,
Не простит, коль позабыть ее.

Лишь потом, мужая и взрослея,
Понял я той истины цену:
Нас с корнями выдернешь скорее,
Чем из нашей памяти войну.

АТАКА

Когда, штурмуя высоту,
Вперед пошла пехота,
Кому-то в первом быть ряду,
И в середине кто-то.

Рядам передним — рой свинца,
Ни спрятаться, ни скрыться!
Зря говорят, что храбреца
И пуля сторонится.

Они, той байке вопреки,
Ложатся в прах. Не скрою,
Что уцелев, середняки,
Выходят вдруг в герои.

Кто первым вспыхивал в борьбе,
Тот первым и сгорает.
Знать, место каждый сам себе
В атаке выбирает.

Вот так и в жизни,
Как в бою,
На штурм высот опасных
Мы все идем в одном строю,
Да вот в шеренгах — разных.

МОРАЛЬНЫЙ ФАКТОР

Кромсали частые разрывы
Клочок израненной земли.
На побережье у обрыва
Десанта цепи залегли.

Казалось, даже на мгновенье
Не приподняться в узком рву,
И дантов ад — пустяк в сравненьи
Был с этим адом наяву.

Пытаясь в землю вжаться телом,
В дыму увидел каждый вдруг,
Как в рост под плотным артобстрелом
Поднялся ротный политрук.

Взмахнув призывно автоматом,
Огнем атаки опален,
Казалось, был он под бушлатом
От всех смертей заговорен.

Осколки точные, как факты,
Разили, душу леденя.
Но в этот миг моральный фактор
Был выше плотности огня.

 НЕУСТРАШИМЫЙ
Сборник стихов

БАЛТИЙСК

Все, как и при первом свидании:
Пред взором входящего в порт
Со шпилем кирпичное здание,
За кронами спрятанный форт.

Строенье в готическом стиле
И узкие окна квартир.
Здесь издавна город растили
Под строгий военный мундир.

И нынче на улицах длинных
Проступит на месте ином
Брусчатка, как панцирь старинный,
Под серым дорожным сукном.

И кем-то замечено кстати,
На западе русской земли
Последними здесь на закате
Спускают свой флаг корабли.

ПУТИ РОССИЯН

Есть нечто, почти с невесомостью схожее,
В морской, изнуряющей качке,
Когда океан в своем каменном ложе,
Как раненный, бьется в горячке.

Идем сквозь жестокий напор непогоды
Туда, где из пенных борозд,
Большая медведица черпает воду
Ковшом из мерцающих звезд.

К созвездьям чужим устремляя секстанты,
Здесь так же сквозь бури прошли,
Из тех белопарусных лет лейтенанты —
Колумбы российской земли.

И зря так старается хитрый соперник
Найти в славе русской изъян.
К ней, так же как к звездам,
Всегда через тернии
Проходят пути россиян.

ПОБЕДОНОСЕЦ

5-летию Свято Георгиевского
Кафедрального морского собора
Балтийского флота

На груди двуглавого орла
Вещий смысл Великого закона:
Воин, поражающий дракона,
Вечный символ битв добра и зла.

Топчет конь увертливое зло,
Бьет копье небесного мессии,
На груди измученной России
Это поле битвы пролегло.

Злобствует поверженный дракон,
Сея смуту бесконечных оргий,
Укрепи наш дух, Святой Георгий,
В бой с врагом, чье имя Легион!

МЕДНЫЙ ВСАДНИК

Под царственным всадником конь на дыбы
Поднялся на глыбы гранита,
Пророчество вечной российской судьбы
Ваятелем в меди отлито.

Натянуты медной рукой повода,
И в путь призывает десница,
Но даже железной руке не всегда
Строптивый скакун покорится.

Как только узда лишь ослабнет слегка
Иль просто случится споткнуться,
Он сбросить тот час норовит седока,
Чтоб вновь на конюшню вернуться.

Не в меди отлита разгадка судьбы,
А в русском заложена нраве.
И будет Россия вставать на дыбы,
Какой бы ею всадник ни правил.

БАЛЛАДА О ЮНГЕ

Памяти русского писателя
Валентина Саввича Пикуля

Магнитные бури, полярные вьюги…
Поблажек у севера нет.
Лихая судьба корабельного юнги
В пятнадцать мальчишеских лет.

Он не был судьбы безусловным любимцем.
Написано так на роду,
Но все же с медалями школу эсминца
Закончил в победном году.

Промчалась война пулеметною трассой,
И жизнь начиная с нуля,
Шагнул он на склоны крутого Парнаса
С железной груди корабля.

Считала родня просто блажью беспечной
Скрипеть по бумаге пером,
В пивной за прилавком,
Разумней, конечно,
Для жизни копить серебро.

Но ежели в сердце Россия вмещалась,
Нужны ли тому барыши?
Ведь проза, сухая, как пыль,
Превращалась
В поэзию флотской души.

И музыкой моря наполнив страницы,
За плотной обложкой томов,
Идут патрулем океанским эсминцы,
Все взмылены пеной штормов.

Стремительны, грозны,
И статны, и бравы,
Нас в прошлое вновь унесут.
На тихие улочки Старой Либавы,
В объятый огнем Моонзунд.

Проходят герои в лохмотьях и злате
В легендою ставшие дни.
И юнга, душа нараспашку, в бушлате,
Шагает в бессмертье средь них.

БАЛТИЙСКОЕ ЛЕТО

В дюнах лежит загорающий мир,
Небо насквозь голубое,
Море блестит, как огромный сапфир,
В жемчуге пены прибоя.

Виден вдали силуэт корабля,
Значит, свидание скоро,
И у девчонок становится взгляд
Цвета морского простора.

Блики улыбок зажглись на губах,
Радостной мысли полетом,
Утренний ветер не даром пропах
Будущим липовым медом.

Легкие крылья расправив свои,
Мчится балтийское лето,
Белою чайкою первой любви
В красную книгу рассвета.

БАЛТИЙСКАЯ ОСЕНЬ

Стоят тополя сиротливо,
Белесые нити летят.
Продрогшую спину залива
Заката лучи золотят.

Осенняя ночка! Свежа ты,
Пропитана дымом костра.
У пирсов друг к другу прижаты,
Озябшие спят катера.

И осень, по стенкам причальным
Вразвалочку вновь проходя,
Мотив свой играет печальный
На тоненьких струнах дождя.

  ЗЕРКАЛO
Басни

ГУСЬ И ЛЕБЕДЬ

Когда случилось это дело,
Я нынче вспомнить не берусь.
На плёсе жили лебедь белый,
А с ним обычный серый гусь.
Хорош был гусь! Как говорится,
Прослывший глупой серой птицей,
Он ставил лебедю в вину
Широких крыльев белизну,
Изгиб изящный шеи длинной,
А вот от песни лебединой
Назло горланил на весь плёс,
Скрипучим голосом колёс,
На оси ржавой у арбы.
То зависть, вставши на дыбы,
Душонку серую топтала.
Тогда, во что бы то ни стало,
Поклялся гусь найти пути,
Чтобы соседа извести.
Не терпит серость белоснежных.
И крыс найдя в кустах прибрежных,
Их гусь недолго уверял,
Что лебедь норы разорял.
Ведь те, кто серы и бездарны,
Всегда дружны и солидарны.
И сожран лебедь был тупой,
Крысиной серою толпой.
Чужой талант терпеть не может
Глупец хотя бы лишь за то,
Что сам он серое ничто,
Но надо знать: ничто ничтожит.

МЕДВЕДЬ И ОРЁЛ

Под старою поломанной сосной,
Старик-медведь на просеке лесной,
Задумавшись, сидел да горевал,
И с голоду награды продавал,
Которыми украшен был за дело.
Видать нужда-злодейка одолела,
Продать заставила, что кровью приобрёл.
И вдруг с небес спускается орёл.
«Здоров, медведь!» — кричит он с высоты.
Тут ахнул мишка: «Это ты?!
Тому назад с полсотни лет,
Не я ль тебе сломал хребет,
И смёл с лица земли в отстойник?
Да как же выжил ты, разбойник?» —
«Ну, это европейский феномен! —
Орёл в ответ ехидно усмехнулся, —
Разбойником я был, а нынче бизнесмен.
Теперь учить вас разуму вернулся.
Всему свой срок, резонность и цена!
Я вижу, это понял сам ты.
Уже ушла в историю война,
А комиссары — в коммерсанты.
Даю я за медали сто монет».
А наш медведь и рад сказать бы «нет»,
Да с голоду кому не согрешить?
Продал старик свои награды. То есть:
Коль хлебушка насущного лишить,
Сначала отмирают честь и совесть.

ПЁС, ЁЖ И БЕЛКИ

Лесные жители когда-то,
Собрались выбрать депутата.
Желал стать волк им и лиса,
Но белки выдвигали пса.
И в том старались не напрасно,
Ведь пёс поклялся громогласно
Решить в парламенте вопрос,
Чтобы на ёлках рос кокос.
«Да что же ты так нагло врёшь! —
Воскликнул старый мудрый ёж,—
А вы-то, белки! Очумели?!
Где здравый ум? Возможно ли,
Чтоб на простой сибирской ели,
Кокосы запросто росли?»
А пёс визжит, как от кнута:
— Пиар, шантаж и клевета!
Я за народ здоровье трачу,
А тут какой-то старый псих,
Пятнает честь мою собачью
Да избирателей моих!
Продался! Чую за версту.
Ату! Продажного, ату!
И белки, в ярости дрожа,
Побили шишками ежа.
Коль балом правит наглый враль,
Какая может быть мораль?
Тут парадокс скорей всего!
В лжецах народ души не чает,
А шишки валит на того,
Кто ложь обычно обличает.

БЕЛЫЙ ГРИБ И МУХОМОР

Особенных не требуя затрат,
Всё глупое по жизни аккурат
Разумного доступнее, дешевле
И пользуется спросом с давних пор.
Однажды белый гриб и мухомор
Решили побеседовать душевно.
Был белый гриб — философ-моралист,
А мухомор — обычный нигилист,
К дурману проявляющий влеченье
До сумерек рассудка в голове,
Известный в кутежах и шутовстве.
Он и спросил: «А подлинно ль учение,
Где результат меняется легко?
Вот, например, твоих учеников,
Которыми ты хвалишься везде,
Тех самых сыроежек и груздей,
Сманю к себе в ближайшие друзья
И сделаю такими же, как я.
Легко сменю привычки их и нрав.
А ты, поди, считаешь, я не прав?»
— Да нет, любезный друг, Ты прав
наверняка!
Вести по жизни вниз и просто,
и удобно.
Не в том, что он дурак, беда от дурака,
А в том, что он вокруг творит
себе подобных.

НАРЦИСС И ЛОПУХ

Иронией лучше народ не гневи,
Потом не получишь прощенья.
Людской эгоизм — разновидность любви,
Похожая на извращенье.
В себе мы обычно не видим грехов,
И праведным числится каждый…

У самой дороги, среди лопухов,
Нарцисс распустился однажды.
Увидев, что попросту неотразим,
В дорожной сверкающей луже,
Влюбился в себя он, и с этим в связи,
Уже комментарий не нужен.
Но чтобы у ближних признанье стяжать,
Решил он заставить себя уважать.
Но как?! Унижая всех тайно и вслух.
Тогда возмутился соседний лопух:
— Пусть мы неказисты, но сам посуди:
Ты в жизни рискуешь остаться один!
Пускай я лопух, только прямо скажу:
Твоё уваженье — родня миражу!
Любви и вражде ты не знаешь цены…
«Ступайте-ка прочь. Вы мне все
не нужны,—
Воскликнул нарцисс,—
Лучше быть одному!»
И высох от страсти к себе самому.

А вот и мораль. Только не обессудьте!
Любой эгоист — извращенец по сути.
Находит приятным такое житьё,
Чтоб в луже лобзать отраженье своё.

ВЛАСТЬ И ПРИВЫЧКА

Катилась лёгонькая бричка
Вдоль по дороге столбовой.
В ней Власть сидела и Привычка,
Затеяв спор между собой.
Помалу накалялись страсти.
Кричала Власть, что в силах власти,
Дать людям счастье насовсем,
Исправив их привычки все,
Искоренив тем все напасти.
«Искоренять — привычка Власти» —
В ответе был намёк прямой:
Исправь, мол, их в себе самой.
Решили: спор чтоб не был вечным,
Проверить всё на первом встречном,
И тут случайно или нет
Привычка глянула в кювет.
А там, наевшись до отвала,
Свинья средь лужи почивала.
Власть издала указ такой:
— Свинье присвоить вид людской!
И вышло просто чудо Света.
Свинья, поднявшись из кювета,
Солидным стала мужиком,
Не очень толстым, но с брюшком,
Кому не чуждо всё земное.
Он Властью в кресло должностное
Усажен в блеске эполет…
Привычка усмехнулась вслед:
Пускай высок, мол, твой прыжок,
Куда ты денешься, дружок?
И Властью данный нрав железный
Тут оказался бесполезным.
Укоренилось свинство в нём.
Мужик держался князем днём,
А в ночь — не стоит удивляться —
Любил он в луже поваляться,
Себя хмельным потешив всласть.
Привычек не изменит власть
И не укроет под мундиром.
Привычка — Бог, что правит миром.

  БЕНЕФИС НАСМЕШНИКА
Басни

АЛМАЗ В ГРЯЗИ

В грязи дорожной как-то раз
Лежал утерянный алмаз.
На вид солидным был кристалл,
Но только гранью не блистал.
Здесь нужен трезвый взгляд на вещи,
В грязи достоинством не блещут.
И так лежал он на дороге,
Его топтали чьи-то ноги,
Порой ещё пинали зло,
Мол, лезет под ноги стекло!
Но вот случилось иноземцу,
Не важно — шведу или немцу,
Пройти там на исходе дня,
Дороги русские кляня,
Он и поднял тот камень,
Кстати!
Чуть не хватил его «кондратий».
Кто был бы до смерти не рад
Найти алмаз во сто карат?
И став хозяином по праву,
Он вставил камешек в оправу,
Вот тут-то найденный кристалл
Так ярко гранями блистал,
Что вмиг принёс владельцу славу.
                    * * *
Вот так, по всей святой Руси
Алмаз валяется в грязи,
А блещет гранью в красоте
У иноземцев на персте.

ДВЕ СОБАКИ

Один солидный генерал
В хозяйстве двух собак держал,
Не для охоты и красы —
Сторожевыми были псы.
Один все ночи у забора
Двор охранял от злого вора,
Другой — ну, видно шельмеца! —
Весь день вертелся у крыльца,
И чуть хозяин за порог —
У генеральских вьется ног.
Готов был, рабская душа,
Хоть сделать стойку на ушах!
Добился он, что генерал
Его с подворья в дом забрал.
Прошло с полгода с этих пор,
Хозяин вывел пса во двор.
Но тот теперь совсем иной:
На нём ошейник именной,
Звенят, отлитые в металле,
На том ошейнике медали,
Лоснится шерсть. Ни блох, ни вшей!
Не видно из-за щёк ушей.
А у забора во дворе
Сидит товарищ в конуре.
Спросил пёс нищего собрата:
— А ты всё сторож? Мелковато!
Ночами служишь и рычишь? —
«А как иначе? Научи!» —
«Ну, ты меня, брат, потрясаешь!
Но коль не ведаешь — скажу.
За что обычно ты кусаешь,
Представь, то место я лижу.
* * *
Поверь, в том месте аккурат
Источник всех земных наград!»

РУКОВОДЯТЕЛ

Кто головой привык трудиться —
Не всяк в начальники годится,
Для дела всё-таки ценней
Не голова, а мысли в ней.
А вот как вышло в самом деле:
На деревянной каравелле
Плодились, мерам вопреки,
Древоточащие жуки.
От них хлебнули люди лиха!
Жуки корабль грызли лихо,
Испортив доску не одну,
Того и жди, пойдёт ко дну!
Вот экипаж, лишившись сил,
На помощь дятла пригласил.
Пусть будет он у нас главкомом
В борьбе с вреднейшим насекомым.
А дятел, тот и рад стараться
С жучками всякими сражаться.
И над проблемой таковой
Всю жизнь работал головой.
Велел долбить он постоянно
Всё, что на судне деревянно,
Чтоб из дыры ножом матроса
Извлечь наружу вредоноса.
И не подумавши хотя б,
Чему учил головотяп,
В борьбе с жучком корабль долбили,
Пока совсем не утопили.
Весь мир вокруг как будто спятил —
Руководит руководятел!

БАРАН–ПАША

Баран, без видимых причин,
Был возведен в стратегов чин,
И под бунчук свой принял он
Весь храбрый львиный легион.
Львы привыкали раз за разом
Бараньим следовать приказам,
Тупить клыки когортам львиным.
Ну что поделать? Дисциплина!
А тут беда. Сценарий старый.
Вновь взбунтовались вдруг архары,
И легион баран-паша
Повёл архаров устрашать.
Но те, затеяв бунт едва,
К себе стратегом взяли льва.
Он, говорят, был умный малый —
Построил к битве рать свою
Там, у обрыва на краю.
Бараны, в случае любом,
Крепки не разумом, а лбом.
И львам баран-паша орёт:
— Бе-е, храбрецы! То есть «вперёд!»
Тут львы лавиной в бой пустились,
Но вдруг архары расступились,
И те, с разгона, прямиком
Летели в пропасть кувырком.
В бою их больше не видали.
Других архары забодали,
А те, кто в битве уцелели,
Спаслись лишь бегством еле-еле!
Мораль сей басни такова:
              * * *
Бараны, встав под знамя льва,
Сметут и львиный легион,
Коль во главе с бараном он!

ОСЁЛ И ПЁС

Осёл увидел, как во двор
Забрался тёмной ночью вор,
А пёс, хотя и был на страже,
Но не повёл и ухом даже.
Осёл и молвил псу в укор:
— Чего молчишь ты до сих пор?
Чего хозяина не будишь?
Растащит ведь добро жульё!
«Не лезь ты в дело не своё,—
Пёс на упрёк ответил хмуро,—
Твоя целее будет шкура!
Хозяин наш, прошло два дня,
Как не кормил совсем меня,
Но как узнает о пропаже,
Так о голодной вспомнит страже».—
«Ах ты, предатель! Чтоб ты сгинул!» —
Сказал осёл и, пасть разинув,
То ль заревел, то ли заржал,
Что пёс с испугу хвост поджал.
А наглый вор, уж мне поверьте,
Напуган был до полусмерти.
Но тут хозяин вышел скоро,
Конечно, он не видел вора
И, обругав осла скотиной,
Отколотил его дубиной.
Он думал, что осел — дурак
Ревел средь ночи просто так.
Когда иной, в событьях сходных,
Из побуждений благородных
Старался в деле не своём,
Благодарят его дубьём
ДЕЛОВОЙ ОСЁЛ

Осёл шагал по службе статской
Походной поступью солдатской
Все знали точно почему.
Баран — свояк эпистолярий,
Служитель царских канцелярий
Создал протекцию ему.
Сам лев одобрил назначенье.
Он знал по опыту, без слов,
Что в деле важных поручений
Нет исполнительней ослов.
Теперь осёл возглавил сходу
Отдел, что охранял природу.
Составил штат из родственных зверей —
Защитников природы самобытных,
Десятков трёх голов парнокопытных
И двух смазливых птиц секретарей.
Отдел за дело взялся споро.
Пошла вовсю писать контора,
Инструкций тьму изобретать
По производственным проблемам,
Да так, что планам, сметам, схемам
Бумаги стало не хватать.
О том недолго горевали,
Найдя резерв в лесоповале.
Средь исковерканной земли,
Где кедры ветками качали,
Теперь одни пеньки торчали,
Лес на бумагу извели,
Природе действуя во благо.
Ну что сказать? Да ничего!
            * * *
Ослами ценится бумага
Превыше дела самого.

СТАРИК И МОШЕННИКИ

Старик козу на ярмарке купил,
Чтоб в доме сыру быть и молоку.
Он на покупку денежки копил
И складывал полушку к пятаку.
Был экономен, даже скуповат,
Но вместе с тем, довольно простоват.
А простаки, тут скажем не тая,
Желанная находка для жулья!
Один из них был франтом разодет:
«Ну,— говорит он,— Здравствуй, дед!
Куда ты пса ведёшь, видать
На живодёрню хочешь сдать?»
Старик в ответ: «Разуй глаза —
То не собака, а коза!»
«Не может быть! — смеётся плут,—
Ведь я козы не вижу тут!»
Старик ушёл, а под горой
Его встречает плут второй:
«Садись на бричку, подвезу!
Кого ведёшь с собой?» —
«Козу!» —
«Козу?! Да ты ль в уме, бедняга!
Ведь то обычная дворняга!»
Старик не верит, но уже
Растёт сомнение в душе.
Тут третий плут явился мигом
В сутане пасторской и с книгой
И говорит, взглянув в глаза:
— Зачем ты, старче, мучишь пса?
Поверил плуту ум убогий —
Козу он бросил по дороге.
Да как не верить, наконец,
Коль говорит «святой отец»?
          * * *
Источник бед — в тебе самом,
Живи всегда своим умом!

ТРЕТЬЯ БЕДА

Послал нам Бог на Русь когда-то
Три вечных бедствия народу вопреки:
Дороги — первое, второе — дураки,
А третье — сокращенье штата.
Дороги что?.. Вот жить при дураке —
В придурках оказаться перспектива!
Пришла однажды сверху директива
О сокращеньи пальцев на руке.
Большому пальцу дали порученье
Спланировать и начать сокращенье.
Вот тут и начался столь бедственный обряд.
Построив пальцы строго в ряд,
Он заявил им: «Знайте, братцы,
Средь нас есть просто тунеядцы,
Коль сократим их разом тут,
У нас зарплаты возрастут.
С Мизинцем разве нам не тесно?»
Согласье было повсеместно.
Его схватили вчетвером,
И сократили… Топором.
Но по ошибке, видно, пьяной,
Снесли на пару Безымянный.
О нём жалеть никто не смел,
Тот даже имя не имел.
А третьим, кажется, к обедне,
Срубили тот, что звался Средним.
То есть не ясно — друг иль враг,
То ль слишком умный, то ль дурак?
Большой задумался глубоко:
— Зачем указчик мне под боком,
Чтоб уму-разуму учил?
И вмиг из штата исключил
Извольте сами убедиться,
На что теперь рука годится?

О ДЕВИЗЕ ЛЬВОВ И ШАКАЛОВ

Не всем от Бога совесть перепала!
На глаз её делил он, без весов.
Орда свирепых псов напала
На обитателей лесов.
Отрядов тамошних сломив сопротивленье,
Что наспех были собраны едва,
Спешат гонцы за помощью ко львам
Просить у них для битвы подкрепленья.
А львы там жили в диких скалах,
Но басня больше о шакалах.
Победа храброму сопутствовала льву.
Пока атаки отражали,
Шакалы, хвост поджав, лежали,
С башкой зарывшись в облетевшую листву.
Таков инстинкт шакалами рождённых.
Им роль особенную в басне отвели.
И только лишь послышались вдали
Победный рык и вопли побеждённых,
Как затрещали ветками кусты,
И вот уже ретивые, как кони,
Шакалы устремляются в погоню,
Кусая удиравших за хвосты.
А львы в том упоенья не искали.
Не в львиных правилах бегущего терзать!
Им надо было раны зализать
И счесть бойцов. Потеря велика ли?
И тризну павшим правили пока,
Шакалы из победного венка
Все лавры по листочку растаскали.
Вот так стяжают славу ловкие умы!
Живем мы в рамках собственного кредо.
                  * * *
Девиз одних:
Где мы, там и победа;
Других же:
Где победа — там и мы!

ОРЁЛ И ПЕТУХ

С высот небес, из вотчины богов
Орёл на землю грешную спустился
И на вершине дуба отдыхал,
Где он родился, вырос и гнездился.
Но вдруг внизу увидел петуха:
Пурпурный гребень, сытая бородка,
Упитан, хоть сейчас на сковородку.
Узоры пёстрые по крыльям и хвосту.
Расставив голенастые лапищи,
Кричит орлу: «Чего ты, братец, ищешь,
Всё время устремляясь в высоту?
Ведь крылья есть, поди, и у меня,
Но выше деревенского плетня
На них я от рожденья не взлетаю,
И то, когда на зорьке запою.
Зато зерна я досыта клюю
И в небо возноситься не мечтаю,
Где лишь простор, да облачная мгла,
Но нет совсем ни корма, ни уюта.
Имеешь ты два сильные крыла,
Но что они полезного дают-то?»
Орёл в ответ лишь пристально взглянул,
Он сразу же по опыту смекнул,
Что там, внизу под деревом кудахчет
Завистливый обычный неудачник,
Что самомнение от сытости обрёл,
И не даёт оно ему теперь покоя.
«Но я-то не готовлюсь на жаркое,—
Напомнил снисходительно орёл,—
Чего тебе о небе волноваться,
Где петухи на зорьке не поют.
А что мне крылья сильные дают?
Дают орлом они мне право называться!»

ИВАН И ШАПКА МОНОМАХА

Как станешь представлять
К крестишку ли, к местечку,
Ну, как не порадеть родному человечку!..
(А.С. Грибоедов. «Горе от ума»)

Дал людям Бог талантливость земную,
А черти — книгу штатно-должностную,
И жить с тех пор народу суждено
В сплошных противоречиях и скандальных,
Средь дьявольских канонов чинодральных,
И тем, что нам от Господа дано.
Здесь в басне будет красная строка.
Продолжу мысль со сказочным размахом.
Свалилась как-то шапка Мономаха
На голову Ивашки-дурака.
Царь предыдущий, в некотором роде,
Пал жертвою коварности любви,
Ты это как угодно назови.
Уж то-то было радости в народе!
Мол, новый царь — крестьянин по природе,
Он нашенский, он родом от сохи.
Он знает, как живём, за что болеем,
Теперь-то уж нужду мы одолеем
И заживём без всяческих «табу».
Пока народ раскатывал губу,
Мечтал о будущем и осушал стаканы,
Под здравицы посудою звеня,
Полезла вверх Ивашкина родня
Толпой, как из-под печки тараканы,
Сплошной разор в том царстве сотворя,
И с глаз долой выгнали вначале,
Премудрыми которых величали
От Василисы и до Пескаря.
Отыскивая истину в бутылке,
Вздыхал народ, почёсывал в затылке.
Он жизнь умом лишь задним понимал,
Хоть обладал талантами, не скроем.
                  * * *
Им был бы Рай потерянный построен,
Коль всяк своё бы место занимал!

БАРАН В ВОЛЧЬЕЙ ШКУРЕ

Серое, да не волк?
(Русская загадка)

Имеет глупость свой излюбленный приём —
Смущать умы людей нарядом необычным,
Но, как лиса по запаху добычу,
Её мы по поступкам узнаём.
Поступки наши тем и хороши:
Что как флюорография души,
Покажут скрытые подробности натуры.
А тут и басню начинать пора!
Забравшись как-то внутрь волчьей шкуры,
Под хищника подделался баран.
Когтист, мохнат и сер он, словно скалы,
А ежели клыки свои оскалит,
То даже глянуть, Боже сохрани!
Кусты и так забиты смельчаками,
И даже волки старые пред ним
Казались мелкими сопливыми щенками.
Заискивая в случае таком,
Барана все признали вожаком,
Но стали жить не так, как ранее,
И не по-волчьи, по-бараньи.
Шептались волки: «Господи, прости!
Зачем заборы лбом таранить,
Когда их можно обойти?
Нам это бы охоту упрощало».
Но спорить дисциплина запрещала.
Устав был строг по-волчьи и весьма,
Да и вожак не жаловал ума,
А слишком грамотных гноил неутомимо.
Лиса однажды пробегала мимо,
Где волки хмурые сидели у реки.
— У вас беда? В чём дело, куманьки?
И те поведали про скверные дела.
Лиса в ответ лишь носом повела,
Принюхалась и сладко облизнулась,
Тихонько намекнув издалека:
— Коль атаман в родстве у шашлыка,
Зря ждёте, чтоб удача улыбнулась.
Лисе намяли бы дубиною бока.
Такой намёк и волку б не простился.
И стая, поглядев на вожака…
А тот смутился вдруг, засуетился
И вместо гнева на свою беду,
Сорвавшись с места, наутёк пустился,
Чужую шкуру, сбросив на ходу.
Намёк он принял за своё разоблаченье,
Но волки, озверевши от стыда,
Барана изловили без труда,
Употребив его потом по назначенью.
Была лисичке лестна похвала,
А волки удивлялись и галдели:
— Да как же ты почувствовать смогла
Того, кого мы вместе проглядели?
Лиса им лапою стучала по носам:
— Держать вот это, мол, в порядке подобает!
А если нюх усердье отшибает,
То разум доверяется глазам.
Дела ведь тоже могут запах источать.
Втирать очки — искусство филигранно.
По виду надо б волком величать,
Да вот поступки пахнут-то бараном!

ДВУЕДИНАЯ БЕДА

В страну мечты, блаженную страну,
Где не бывает бурь и непогоды,
Где воды рек прозрачны, как слеза,
Переселиться вздумали народы.
Детишек рассадили на подводы,
В узлы свои пожитки увязав,
И было, уж и в странствие пустились,
Но вовремя, конечно, спохватились:
Неведом путь, дорога далека.
Тут надобно иметь проводника,
Чтобы возглавил их могучее движенье,
В победе убеждая горячо.
И навязался к ним в распоряженье
Напористый, горластый мужичок.
Он уверял, что ведает дорогу,
Готов, мол, я народу услужить,
Её придётся грудью проложить.
Смелей, вперёд, товарищи, и в ногу!
И дрогнула от поступи земля,
Выписывая вёрсты-кренделя,
Порой такими дебрями петляли,
Откуда даже черти ковыляли
Навстречу им, и те на костылях.
И люди призадумались тогда:
Ведут-то их куда-то не туда,
А лидера сменить уж не пора ли?
И нового вожатого избрали,
Что громко ратовал: «За мною, господа,
И цели мы достигнем без труда.
Ручаюсь в том, не мудрствуя лукаво,
А ну, давай, сворачивай направо!»
И вняли те горластой правоте,
Но ждали их на первой же версте
Ухабы, пни, то яма, то канава.
Устал народ, поспорил, передрался,
И всяк своей дорогою подался,
Избрав вождей себе покладистых иль строгих,
Но умных и толковых — никогда.
              * * *
В России двуединая беда:
Куда ни сунься — гиблые дороги,
И тут же повсеместно дураки,
Что навязались к нам в проводники.

БИТАЯ ПРАВДА

Все жаждут Правде глянуть в очи,
А после лупят что есть мочи,
И потому во всех веках
Ходила Правда в синяках.
В том есть как раз её примета,
Ну, чем не тема для сюжета?
Представь деревню у реки,
Где жили миром мужики,
Что «Разгильдяйкой» величали.
Там избы вкривь и вкось торчали,
А между них, туда-сюда,
Бродили бедность и нужда.
И люди, в рубища одеты,
Всё восклицали: «Правда, где ты?!»
И та явилась им в ответ,
Чтоб разъяснить источник бед.
Вошла в избу. Жильцы «под мухой»,
На полверсты разит сивухой…
И Правде всяк, кто не уснул,
В глаза действительно взглянул,
А Правда колет, хлеще пики!
Уж то-то были брань да крики.
Вопили: «Ложь!» Ну, а потом
Тузили Правду все гуртом.
В избе лентяя, дурака ли
Её взашей за дверь толкали,
И вот, как блудный сын к отцу,
Явилась Правда к мудрецу
И молвит: «Старче, отчего же
Всяк норовит мне дать по роже?
Мне синяки к чему, скажи?» —
«Чтоб отличать по ним от лжи!
Пусть стыд за них тебя не гложет
Небитой Правда быть не может».

ЧЕРВЯК И ВОРОБЕЙ

А судьи кто?
(А. Грибоедов, «Горе от ума»)

Рождённым ползать ясно: не летать,
И в том причина их ущербности умов.
Они стараются суждением достать
Парящих выше области громов.
Оценивать берутся без зазрения,
Чтоб разум их бескрылый не страдал.
С навозной кучи своего мировоззренья
Червяк полёт орлиный наблюдал
И, глядя вверх, он мнил наверняка,
Что на орла взирает свысока,
Но видел только исключение из правил.
Орёл-то и не ведал, что грешил:
Не так летал, не так крыло расправил
И даже хвост неверно распушил.
Казалось, что витало в вышине
Вдвоём с орлом сомнительное «не»,
В орле орла поставив под сомненье.
Червяк крылатых и на дух не выносил.
«А ты летал? — воробушек спросил, —
Откуда столь критическое мнение?»
Червяк надулся: «В этом ли вопрос?
Когда летают даже семечки растенья».
И прыгнул вверх, но по закону тяготенья
Свалился вниз, да мордою в навоз.
А воробьишка прочирикал бойко:
— Вот здесь твоё и место, неумойка!
Хоть мне природа крылья и дала,
Да только мне ль оценивать орла?
Их судит Бог да равные орлы.
Мой ум не тот и крылышки малы
Куда уж им с орлиными сравниться
И силой, и размахом, и пером…
А червяку, чтобы судить о птицах,
То надо быть хотя бы комаром.

 

 
   

Copyright © 2006—2007 Ю&Н Каллиниковы
Разработка и дизайн Каллиниковы

       
Hosted by uCoz